Геннадий Хазанов - Памятник рабочему

У нас в городе решили памятник поставить. Фигура рабочего, трудом которого создаются всем промтовары. Скульптора известного пригласили. Он до этого уже не раз лепил образ рабочего. Скульптор пришел, стал на нашем заводе искать у кого образ слепить. Долго ходил, присматривался. Наконец, нашел одного, говорит: «Типичный рабочий: лицо простое, плечи широкие, руки мозолистые». Типичным рабочим наш замдиректора по финансам оказался. Директор категорически против выступил, чтобы его заместитель в центре города стоял. Тем более его вот-вот под суд должны отдать. Тогда стали выбирать по трудовым показателям. Меня выдвинули.
Там долго спорили какой величины памятник делать. Долго спорили, но потом решили делать в натуральную величину. Один к одному. И вот скульптор кувалду мне в руки сунул и давай меня ваять. Вал, ваял, за месяц всего на ваял. Похож. Особенно кувалда и кепка. Что говорить? Ему хотели звание заслуженного дать. Он сам отказался. Сказал, лучше деньгами.
В общем, послали скульптуру в специальный завод отливать в бронзе. Открытие памятника назначили на день металлурга. А я снова работаю слесарем в родной бригад. И вот день металлурга подходит, уже в газетах про открытие написали, по радио объявили, уже из столицы гости приехали – только памятника нет. Не отлили. Бронзы не хватило. Ну, нет памятника. Чего делать? Меня вызывают куда следует. Мол, вот та, мол, так. Мы посовещались, есть мнение. Я не врубился сразу. Я говорю: «В чем дело? У меня работа». Они говорят: «Ты не дослушал. Тебе надо памятником отстоять. Денек потерпишь? Вечером памятник подвезут». Ну, я что-то говорить начал, обман получается. Мне объяснили, проявляешь неграмотность, срываешь мероприятие. Я думаю, надо вставать. Намазали мне лицо и руки бронзовой краской, на постамент поставили, простыней накрыли. Стою, полусогнувшись с кувалдой. Стою, думаю, вдруг до меня кто дотронется. А я же еще теплый. В 12 часов народ собрался, речи говорили, символом меня называли. Потом оркестр заиграл, стали простыню стаскивать и заодно кепку потащили. Я еле успел ее свободной рукой придержать и на макушку напялить. Простыню сдернули, у меня в глазах потемнело. Народище! Все на меня в упор, а я стою с кувалдой. На всех исподлобья гляжу, разговоры слушаю. Говорят «вылитый Семенов», «вылитый Ванька, сукин сын, при жизни памятник себе отгрохал». И все стали скульптора поздравлять, мол, поздравляем. Причем здесь скульптор? Кувалда и кепка настоящие, а остальное вообще мать с отцом лепили. Ну, все, покричали, пошумели, разошлись. Пошли памятник обмывать. А я? Я-то стоять остался. Солнце печет: ни поесть, ни попить – еле до вечера достоял. Стемнело, я домой побежал. Только прибежал, поел, стук в дверь – целая бригада: «Спасай дорогой. Памятник снова не готов. Иди снова вставай». Я говорю: «Завтра с утра, пожалуйста, а в ночную вот вам. Сменщика давайте». А они опять: «Ну, потерпи до завтра. Завтра вечером точно привезут». Ладно, думаю, до завтра потерплю. Встал, смотрю около меня пионеры с почетным караулом встали. А тут этот холод и как начали на нервы действовать. Воркуют и гадят. Особенно один сизарь все время на нос сесть норовит. Ага, одна лапка на носу, другая соскальзывает. Я говорю: «От попа Дая?». Ну, я его потихоньку крою, конечно. Но реакции никакой, он же по-русски не знает.
К вечеру опять памятник не привезли. Я уже официально заявил, что завтра не выйду. Я говорю: «Не верблюд, сутками без еды и питья стоять». Тогда они жену мою оформили при памятнике уборщицей за мной ухаживать. Она меня одной рукой веником отряхивает, а другой втихаря в рот еду сует. Прикроет и кормит как собачку в цирке. И вдруг один пионер, следопыты юные, стал подглядывать как она меня кормит. Я терпел, терпел, потом не выдержал и говорю: «Чего уставился? Никогда не видел, как памятник закусывает?». Он с перепугу чуть язык не проглотил. Как заорал: «Всегда готов!» и убежал. Потом видите пришел дружок из бригады, говорит: «Вань, пошли пиво пить». Я молчу, а он свое: «Да кончай придуриваться. Пойдем пивка попьем». Я ему так тихо: «Отвали. Не срывай мероприятие». Разве дуролому все объяснишь? На другой день он с другими ребятами из бригады пришел, новобрачные приезжали в верности клялись. Один дядька все время на счастье хотел бутылку шампанского об меня разбить. Осенью как пошли дожди поясницу скрутило, но все равно не уходить же с постамента. Врача вызвали, прямо укол в… В памятник прямо укол сделал. Но я все ж к ноябрю стал возмущаться. А мне одно, ну, потерпи, ну, чуть-чуть же осталось. Кончилось терпение, курица доконала, подошла в ногу клюнула, я ее кувалдой. Тут же старуха прибежала: «Ты чего размахался? Ты, если памятник, стой смирно, кувалдой не размахивай». Но, когда зима пришла, я сказал: «Все давайте тулуп! Без тулупа даже милиция не стоит». Тулуп выдали, на работе зарплату повысили, жене зарплату повысили, только стой. Стой, думаю, чего только выпендриваюсь, чего выламываюсь. Зарплата вон какая? Цветочки все время свежие. И вообще народ с уважением. Может это и есть призвание мое. Я только созрел, как назло этот памятник привезли. Меня ночью на этот памятник обменяли, утром народ пришел. В центре городе стоит уже настоящее произведение искусства. Народ поглядел и сказал: «Ванька наш лучше стоял! Иван как живой был».