Деревенские истории.
Во-первых, с наступающим праздником. И от души заряда хорошего, бодрости, здоровья, удачи во всем. Счастья и, конечно, благополучия.
ХРЕН
У нас один мужик взялся с хреном бороться. В огороде хрен растет. Он у всех в огороде растет. И все-то ничего главное. Этот взялся с ним бороться и все. Мешает, говорит, расти культурному растению. У него, кто-нибудь когда-нибудь культурного видел в огороде? Помидоры эти дурацкие, вечно зеленые. Они же у нас в валенках созревают, на печке. Ну, огурцы ничего, правда. Соленые-то. Картошка тоже в семь раз сытнее. Чем ниче. Ну, и вот уперся, взялся и все. Ну, что ты будешь делать. Сколько ни отговаривали, а не вся же деревня дураки-то. Все же подсказчики. Что тут думать-то, кипятком нужно сварить к чертовой матери. Да и все. Нахрен. Ладно. Ну, что они там полдня топили с соседом с этим и вылили весь этот кипяток крутой. Все 18 ведер на растение. Удачно получилось. Ага, как-то весь завял, пожух. Правда, они этих помидоров всяких залили. Огурцы-то жалко. И картошку всю. Ну, все нахрен залили. Последнее ведро, когда Василий выливал этому соседу прямо на ногу. Ой, минуты 2 тот ничего не говорил. Ну, орал только. Потом материться тоже на него. Ты сначала вылечись, правильно, потом матерись. Разве можно так? Ну, что загрустил, конечно. Дома неприятности. Все запасы на зиму залили одним разом. Ой, что делать дальше? Все же мудрые. Этот справа сосед слышит и говорит.
- Кого ты слушаешь?
- Давай ее кислотой?
- А где ее взять?
- Аккумулятор купил. В нем есть.
- Ладно.
Пошел Василий в райцентр. Райцентр благо рядом, 26 километров. Привез аккумулятор-то, К700 на другой день, ага, да, в понедельник вышел он, в четверг пришел. Удачно получилось. Залили кислотой тот корень. Ты что, прямо весь коричневый стал лопух-то у него. Ну, пена у него пошла. Хорошо получилось. Только вот, когда кислоту-то разбавлял Василий и руки себе по самые коленки. То есть по локтю. Конечно, по локтю. В руке-то коленок нет. Тоже орал долго. Потом в гипсах-то ходил недели 2. Не меньше, дней 10. Ну, считай как сшивать эти гипсы. Праздник целый, праздник. Правильно? Обмыли, конечно. Что делать? Глянул в огород он. Ой, матерь божья. Чё творится-то? Он поднялся и хрен там. Один стоит во всем огороде. Как будто никто не должен расти там. Зеленый аршин, грудь лопух. Да ты что? Хорошо попер. Лучше, чем раньше-то. Ну на кислоте поднялса. Ах, что же делать-то? Ну, все. Жена все практически ушла из дома с ребятешками. Этот слева сосед-то. Не все же в деревне дураки.
- Что ты с ними связался? Да вот выкопай его оттуда. Да и все.
- Ладно.
Два дня они его копали. Яма получилась, люди мои добрые. Танк что спрятать можно. Даже ствол вверх поднять. Удачно выкопали, да. весь практически. Маленький корешок остался. А Василий даже дома не ночевал. Что. Не с кем же. Прямо на краю обрыва-то переживает, мало ли что. Тут как раз дожди. Три дня шли они. С неделю. Глянул раз ка-то вниз, а он опять заколосился так. Хренок-то. Ах, ты матюшки мои. Да, что же делать-то? Ох, и разозлился же он. Весь беленький, похудел. Ничего же не ест. Ну, это самое, правда, тут подошел сосед, через огород который, и говорит.
- Знаешь что, давай-ка, мы с тобой забетонируем его нахрен и делу конец.
- Ладно.
В райцентр, конечно. Благо рядом же. 65 километров. Приперли оттуда, значит, щебенки, цемент. Замесили и вбухали в яму удачно получилось. Они заровняли ее напрочь все. Ну, потом в магазин. Куда еще? Сколько его дома не было? Минут 40, наверное. Часа 3, может. Приходит он на завтра утром. Тут вообще дело темное. Утро, а дело темное напрочь. Это самое, бычок у него есть. Тоже Вася. Помоложе только. Что он полез в этот бетон? Там же жрать нечего вообще. Залез, встал прямо в самую середку по самые локти. Тьфу ты, коленки. Увяз в цемент. Хороший, быстро схватился. Стоят, друг на друга смотрят. Смотрит молодой-то на этого на главного-то. Му да му. До конца сказать не может. Намекает на вас. Му да му. Ну, что. Нашли этот отбойный молоток, еле как отколупнули его. Месяца 2 ходил он в бетонных сапогах. На огород смотреть страшно. Полигон какой-то. Клетки бетона, цемент, мешки из-под. А этот гуляет в бетонных сапогах. Стыдно-то за ограду выглядеть. Засмеют-то. Ах, ты горе-горюшко. Что делать-то? Ну, что. Он расстроился весь. Черный, легче ветра. Сарай разобрал в сердцах там. Обгородил его. Я вам врать не буду. Хрен этот бетон не пробил. По краям три штуки выползло. Ну, что же. Обгородил его, дощечку повесил на ограду-то. Как он там написал-то еще. Женщины это не слушайте. Сейчас я скажу, вспомню все равно. Да. Экспонат. Ну, матерщийник же. Разве можно так? Хорошо, что ребятня до 15 лет в деревне читать не учит. Все, учить-то некому. Учителей же нет. Денег нет. Учителей нет. А кто выучил, тот не ходил с этим огородом. Случайно, может, кто зашел плюнет нахрен, да уйдет. До райцентра дошло, конечно. Райцентр же рядом. 75 километров. Комиссия приехала 4 человека на Газике. Ну, дорога-то дальняя. Что же. Старший-то вышел, его не смогли. Прочитал и плюнул. И говорит
- Ну, и что?
Сели и уехали. Вот и вся комиссия. Отыщи правду теперь. Ох, Василий, Василий. У нас тут дед есть один. Ветеран он. С Первой Мировой еще. Фугасом, говорит, его можно взять. Если не врет, конечно. Сейчас можно за деньги прикупить. А у нас, кстати, сверхсекретная ракетная часть есть. Засекречено все. Потому что враг. А кто враг, не знает никто. Наше дело маленькое. Мы кнопку нажмем, ракета сама цель найдет. И в том году нажали. Она что-то искала, искала. Цель-то не нашла, домой вернулась. Пол-леса сгорело та, да. Там у них, кстати, 19 ракетных шахт. Секречено же. Они одну ракету продали не то на Ближний, не то на Восток. Поди сейчас узнай. Секрет такой. Деньги-то, правда, сразу они получили. У меня бухгалтер – сосед. Ихний, ну. И на другой день ракета. Послали им туда со своим ходом. Ну, теперь у них там 127-е есть. 4 штуки, было-то 16. А насчет фугаса Василий-то задумался крепко. Хочет попробовать. Я думаю, получится удачно. Не все ж в деревне дураки.
Спасибо. И снова звучит песня. Я с удовольствием сейчас спою. Потому что раньше как-то считалось, ну, как-то, вроде бы. А всю жизнь, если человек поет ему охота петь. Поэтому я с удовольствием это сделаю. Если хорошие мне нравятся стихи. Но она была написана специально для Шукшинских чтений, которые проходят традиционно на Алтае.
ДЕНЬ ТРЕЗВОСТИ
Представляешь, вообще-то, в деревне в Сибири взять и устроить день трезвости. Я не знаю даже, как это. Мы вот с мужиками собрались. Дело-то было пятница. Да, пятница. Клава, наша продавщица, она говорит
- Мужики, помогите водочки маленько домой отнести.
Ну, что хорошей бабе не помочь. Правильно? Отнесли ей 6 ящиков домой. И на другой день ты слышишь приходишь в магазин. А там закрыто. И вывеска только «День трезвости». Все. Суббота. Ну, пошли к ней чё делать? Приходим, говорим «Клава, дай». Не дает. Так она дает. Не всем, конечно, кто свои, поближе. Ну, еле уговорили. Добрая она, за две цены-то. Взяли и прямо из-за принципа сели на горке прямо у реки, чтобы вся деревня видела. Как давай день трезвости справлять там. Вся деревня смотрит. Никому ж больше не дают. Слюной чуть детский сад не затопили. А мы сидим радостные, гуляем. Потом еще послали, потом еще, третий раз послали и что-то не вернулся на базу. Решили посылать по трое. Двое охраняют, один водку несет. А с ней видишь, хорошо с ней, с Клавой. Она еще в долг дает, под запись. Ну, у нее книжка и все наши фамилии, клички. Там все. Ну, а когда зарплата или пенсия она тут его вычитывает. Она же у нас и пенсию носит, зарплату выдает. Может и припишет где что. Откуда знаешь-то, когда пьешь-то? Себя-то не знаешь как звать. Ей все время в книжку заглядывался. Узнать, как тебя звать. Ну, и ладно. Сидим вдруг этот Семеныч говорит «Что мы все в сухомятку». Маленький такой. Что мы все в сухомятку-то. Давайте, говорит, рыбки-то наловим, ухи-то сварим. Давай. Забыли все, что он плавать-то не умеет-то. Семеныч-то. Он ниже палки в 2 раза. Шагов шесть сделал, бульк и все нет. Ни палки, ни его. Ну, что, горе-то. Ныряли, ныряли, ныряли, ныряли. 2 раза ныряли. Нет. Ну, какая тут рыбалка. Решили по домам. Нет, ну, мы не пошли, невод не бросать же. Мы поворачиваемся, а он сидит в нем. Семеныч-то, ну, в неводе запутался в своем. Невод-то его же. Ох, вытащили. Что делать дальше? Воды-то в нем много. Слушай, говорю, в такое время можно столько воды выпить. Мы его переламывали все. А она все идет и идет, идет и идет. За три минуты считай ведра 2 вышло. Жадный что. Ну, ладно, че. Пошли, несем его. Он же деловой. Ну, что ты, гордый. А там мосток же через овраг-то, периллы как положено с одной стороны-то. Ну, идем, он говорит «Я так пойду». И ушел с мостка-то в овраг, считай там вода глубока, 8 метров примерно. Удачно он так в воду. С придыхом так. Вытащили его, ногу только сломал в двух местах. Ну, что делать, шину надо. А какую шину? От Камаза что ли? Да нет, дощечку, привяжи дощечку. Давай, говорю Валерка, ты привяжи пока, а мы тут еще дела же, выпить же надо. Оборачиваемся, не к той ноге привязал. Ну, к средней. Я говорю, ты что ирод делаешь? Ну, что перемотну, еще дощечки не хватило. Саня, говорю, ты трезвее всех. Давай, разберись. Что ж такое-то. Еще брат молодец, что между ног ее оставил. Обе ноги к ней привязал, а вдруг та тоже сломана. Никто же не видел, чтобы он на другой стоял. Ну, ладно чего, взяли его, несем домой-то. Это вот стали выяснять, кто первый споткнулся-то, натурально опять мягко опять на землю. Удачно с придыхом так. Руку только сломали в одном месте. Он тут ученый-то, шину 150 противоударную и домой. Принесли, на крыльцо скинули, постучали и ходу.
Выходит Матвеевич извязался, давайте я вас медком угощу. Пасечник он у нас во вторую смену. Ну, и давай, кто ж бесплатно откажется-то. Пошли, а он кинулся и говорит, пойду им подкорм кидам. То ли они перегар не любят, то ли счеты старые у них с ним. Два роя как налетело на одного на него. Я в жизни не знал, что так быстро может морда опухать. Красная стала как у меня после бани. Только мягкая такая, как подушка. Ну, что, противоядие дали 100 грамм. По домам, тут стадо уже пригоняли, частные коровы-то. Их Саня взял, что к чему, схватился с бычком моим целоваться. Полдня всего не виделися. Истолковался прямо весь. А тот тоже пьяных не любит что ли. Как башкой замотнул, ему челюсть заклинило. Никто не поймешь, что говорит-то. Хорошо, что у нас ветврач свой был, сейчас больно будет, но поравняю. Как дал его с другой стороны. Она встала на место. Только два зуба выбил и все. И синяк во всю морду поставил. Его кулак-то больше морды. Противочелюстного налили ему, 150 тоже. По домам, тут уже жены нас разбирать стали. Ужас, бабы мычат, коровы плачут, я пошел отдыхать. Ну, что ж, умаялся, лег, слышу, как говорит «кукареку». С Саниного двора послышалось. Думаю, откуда у него петух-то, мы же съели его позавчера. Вчера день трезвости вместе справляли, когда он его успел купить-то. А в друг слышу «кукареку, помогите суки». Что-то думаю не то. Ну, и подхватился. Благо не разделся, лег. Туда смотрю, тут уже наши уже подтянулись кто ходить-то мог. А он Саня-то сидит на крыше-то на своем, на самом коньке, вцепился в него «кукареку».
- Да, что же ты орешь, дурак. Как туда залез?
Ни этих никаких лестниц, никого. С углов никак не залезешь. Сидит, кукарекукает. Ну, что, как-то его нужно спасать. Эти говорят, давай, его шестом этим толкнем. Он там сойдет. Ты что подсказываешь-то? Переломает человек там все себе на грядках то. Ладно, говорит, надо вожжи. Ну, пошли, на конюшне взяли вожжи-то. Надо доставить туда же один конец. Ну, Валек, ты потрезвей нас. Давай, у нас тут дела. Я не могу. Привязал кирпич. Раз кинул, два кинул, отскакивает от башки и все. Ну, мы говорим, отцепись ты от конька-то, лови кирпич, придурок. Ой, еле как в третий раз в грудь попали удачно. Успел схватить. Привязывайся, говорю. Привязался опять ниже пояса. Ну, что, не учли-то, что башка тяжелая с бодуна. Встали подаем потихоньку ему, с той стороны он скатывается. Держим, держим, потом стали выяснять кто вожжи связывал. Ну, развязался узел, когда через конек переходил. Как он башкой в грядку, земля хорошая, унавоженная. Как он туда по уши вошел. Выдернули, как морковку встряхнули от навоза-то. Ну, что делать. Искусственное дыхание, говорю, надо делать. Как так. Никто же не решается правильно. И вдруг он выдохнул. Все. Даже прикуривать в трех метрах, ты что. Взорвется нахрен. Ну, еле как, значит, коленками к зубам поделали так. Покачали, задышал вроде. Ну, все протиударного дали ему, противонавозного 200 грамм. По домам. Я иду тоже, думаю, ну, что я-то пенсионер дурак связался с молодыми. Правда, пенсия у меня хорошая. Только маленькая. Так что широко стесненный в средствах. С другой стороны, не дай Бог еще один такой день трезвости пол деревни не засчитаешь.
Целый рассказ такой про охоту утиную. Тоже встречались. Говорит, ох Миша, смотрю у тебя морда такая красная, здоровый какой стал. А я что Миша худею везде. Все. А ты смотри, рад за свою морду-то. Здоровая. Это смотрю ты собакой вырядился. Куда, на охоту поди. Я смотрю и собака хорошая у тебя. Такса? А кто? Лайка? На таксу так похожа. А что трамвай переехал. Ты правильно сделал, что с собакой. Все нормальные люди они, в основном, как правило-то, с собаками ходят на охоту. А я это. Все ты с собой зовешь? Куда я пойду? Я со старухой своей поперся, с роду не ходила. А тут последний десяток, говорит, на земле живу. Засчитала когда-то, может девяток. Последний десяток на земле живу, отродясь ни разу на охоте не бывала. Хочу, говорит, хоть водную уточку подстрелить в крылышко дробиночкой. Не так насмерть, а так на память. Ты что, говорю, башка у тебя одоревенела что ли совсем. Тебя же отдача убьет или с лодки свалишься. Охотница блин. Плюнь, картошку чисть. Ногтями. Ножик-то потеряла она. Иди реши или вон хоть огород вскопай, ворон хоть распугай. Да, ну, она прям привязалась и все. Путные старушки, вон понимаешь, на лавках семечки клюют да носки километром в день вяжут. С ней мириться все твое, мое, наше. А ты в утку сначала научись попадать. Из любопытства шары выпустила свои, а если не возьмешь, говорит, участковому расскажу у кого самогонный аппарат. Председателю, говорит, расскажу кому курам на крыльях глазы нарисовал. Агроному, говорит, объясню, кто его мотоциклу вместо руля пришпандорил. Соседям, говорит, расскажу из шланги белье поливал так, что месяц сохла. Как эта месть называется? Вот шантаж. Вот такая она шантажовка. И хитрая такая, я тебе помогать буду. Ты понял. Буду в бинокль глядеть, свисток крякать, чтобы утки к нам летели. В гитару играй, говорю, еще. Пусть думают, что туристы. Все, куда я делся-то. Разболтала и все. Взял, конечно. А лодка-то хлипенькая у меня. А старуха-то наоборот. Коль, если тут живу всю жизнь боюсь я. Спать-то, ну, коль ногу переломит. Мы же валеты. Миша, когда знаешь, в избу-то заходит с улицы сразу во все окошки видать. Да ты что. Не дай бог тебе два раза также. Она же в лодку села. С обеих бортов свисает. У них порода такая, Миша. У нее мать еще шибче была. Ей было 100 самых пудов, что у меня килограммов. А на ней, когда женился, в ее туфлю 30 литров браги пошло. Лучше бы захлебнулся тогда на свадьбе. Зачем так мучиться-то. Ну, что взял, конечно. Поехали, даже мотор не стал заводить. Ветер дунул да поехали. Даже тише, без грохота, удобней даже. Для утков-то. Она говорит, Павел Михайлович, распахни фуфайку. Ох, как мы дунули с ней. Ты что. Острова, как мухи, мимо нас. Сразу на середку вышли, прошли уже на косу выскочили. Острова там. Деловая смотрит. Так я посеред лодки сзади, она посеред лодки от меня спереди. Что ж получается она – капитан, а я так пуговичка в кальцонах. Важная такая. Она одним глазом в обе дырки бинокля сразу глядит. Другим мне подмаргивает. Мол, вот у тебя какая старуха боевая. Важная. Мы, мол, уток не только настреляем, в плен наберем. Рядом с курятником утятник разобьем. Я на острове еще, последняя как раз, гулял с ведром-то сосед придурочный тоже. Санька ли его Василий. Да черт его знает, как звать уже. Ходит с ведром. За грибами, видимо, подберезовики, подретузовики. А он там баню построил на острове. Ну, дурак, пока куды материал-то возил на лодке. Да всю лодку утопил ее. Сам спасся еле как. А сейчас на руках плавает, парится. На башку корзину присобачит. Плывет радостный такой. Напариться, потом обратно. Зимой-то забывается, да как об лед шмякнет. В одних трусах, ладошками шлепает, шлепает. Пока кто-нибудь не подопрет. Катится до бани до самой. Да, он бы дальше катился. У него трусы тяжелые шибко. Он операцию сделал против радиации, дурак. У него же пальцев-то на ногах нет почти. Ширинка лопнула один раз и все. Придурок. Сосед говорит, садись боком. Это утки, говорю, у тебя бинокль. Гляди. Она глядит и приговаривает, ой, какие облака маленькие, глянь. Не тем местом к кольцу приставила. Облака маленькие глядятся, дети серенькие родятся. Деловая, каждые 5 минут сверяется по карте. Думает, утки там обозначены. Каждые три минуты гудок подает, супа горохового набралась. Хорошо, я чуть не скинул. Еще этот ходит изголяется на острове. Эй, на крейсере, эй, в катере, в тазике. Изголяется, гад. В смысле изголялся. Я, Миша, до сих пор никак не могу понять, как у меня в руках ружье-то оказалось. Она же у меня была на ногах. Лежала, в смысле. Прямо так испугался, не успел, так быстро. Одна только мурашка успела на спину пробежать. И только вижу ба-бах. И вижу, ружье прямо у виска просвистело и в речку бульк. Новая прямо совсем. По уткам-то не удалось попробовать. А вот по лодке видишь, как расшмякнуло. Дыра, как у слона. Не совру. Да ты что. И оттуда вода. Я говорю, затыкай дыру, говяжья душа. Она у меня испугалась, Миша, боюсь. Заткни, говорю, колыбельку свою рюкзаком. Ну, конечно, пошли на дно. Мы же оба не водоплавающие. Еще сверху ливень как и снизу вода прет. Слеза еще как ливанет. Да и все. Конечно, утоплись с ней. В смысле, до дна-то полметра оказалось. Трактор пригнал потом, вытащили лодку со старухой своей. Она-то на берег боялась выйти. Там же я без лодки, без ружья. Вот с тех пор Миша я не охочусь. И не молодой уж. Да и я считаю, черт с ним, с утками. Правильно? Вон, куры-то есть. И ладно. В народе не зря говорят, кстати. Лучше синица в руке, чем дятел в жопе. Да, ну, тебя к черту. Заговорился с тобой.
Спасибо!
- Миша! Миша!
- Что?
- Ну, что ж это. Правда, нет.
- Откуда ты взялся-то?
- Как это откуда взялся? Что это такое? Тебе зачем это надо? Объясни. Написано, что ты бросаешь театр, бросаешь эстраду, бросаешь кино и будешь петь в опере, чтобы перекрыть кислород всем нам да уже певцам надо. Сказали, что едешь в ля Скала. Ну, что это?
- Ты что разошелся? Мало ли что пишут. Не знал, что про меня такое пишут.
- Вот смотри, бросает все и в ля Скала.
- Петь-то чего?
- Вон там одинокая гармонь бродит.
- Где?
- Там. Давай, Валера, иди. Давай проверим, как вообще на ля Скала.
- Хулиган.
- Новогоднюю песню еще можно. Спасибо.
Что думаете, я знал что ли. Вот, иногда, знаете, бывает такое в жизни такие моменты, когда человек при встрече с другим знакомого говорит. Ну, обычно говорят, как дела, все нормально, ну, пока, как жизнь, да все хорошо, как здоровье, да ну все нормально. Ну, для приличия говорят такое. Но иногда я знаю, что у большинства из вас были такие случаи, когда спросил. И думаешь через минут 40 зачем спросил. Ну, было же, было? Ну, вот и такая ситуация. У Димы деда спрашивает.
- Как здоровье?
Ну, думаю, сейчас, все хорошо и пошел.
- Ты кого спрашиваешь-то? Спросит мне то, чего нету. Миша, да какое оно здоровье-то? Да такое здоровье, что дыши не дыши. Все равно на здорового не похожий. Мне знаешь, сколько доктор уже. Иди сюда. Скажу. Старый я. Миша, мамонта-то как видал? Ищет Бог, ну, что я тебе буду врать. Я же из дудки не стреляю, кошку не запрягаю против ветра. Не вру. Видел мамонта, настоящего. С рогами. Почему на голове-то? Во рту.
- Бивни.
- Конечно, эти. Все коренные. Да ты что? Это сейчас редкость. Это тогда знаешь какими кучами тискали эти мамонты-то. Не сосчитаешь. Да мы считать не умели. Дикие же были все. Эти практикантропы. До двух только. На охоту ходили когда-то. Там подвыпивши иногда. Один раз в лоб дубиной хрясь. А он лежит, пальцами бьет, бьет. Пыль подымает. Ну, хоботом, конечно. Машина объезжает его, лежит на дороге. Да ты что, Миша. А знаешь, бывало, придешь домой с охоты. В пещеру постучишь, мамонта в окошку показываешь. Ох, уж они рады, Миша. Месяц целый пируют, жарют, парют. Я имею в виду это самое. Много их тогда было мамонтов. А я же у тебя между прочим соплеменник не простой же был. Конечно, я же вождь был. У меня же несколько жен-то было, Миша. Пальцев не хватало в организме, никаких отростков. Некуда было пальцы девать. Вот сколько было. Ну, мамонтов не натаскаешь их всех кормить. Да ты что. На охоту уйдешь Миша, вернулся. Еще 6 детешек показывают. Он вышел дров наколоть. Еще 4. А ведь это же Миша, ты же сам знаешь, как мы жили. Скорые помощи не ездили ж тогда. Все сами, Миша, все сами. Одна рожает, другая складывает. Пацаны направо, девки налево. Один прыгает, другие кричат, пищат, третий курить начал. Да ты что? Что ты говоришь? Ты это скажи мне вот в это. Ну, не слышу я. Откуда своими начнется-то? Вот ты даешь. Ты вот такой был маленький, когда я уже с финнами-то воевал во Вьетнаме. Ну, ты что. Суворов, Михайлов, Кутузов, фагенералиссимус там. Бывало, встретимся с ним. Что это ты товарищ гусар у вас столько медалей? Всем же поровну начисляли. Ты знаешь сколько у меня медалей, Миша? Да, я их все даже не могу носить. Весь пиджак со всех сторон. Да земля не держит, когда надену все. Только на лыжах. Вот еще не веришь. Да черт с тобой не верь. Кого ты? Ты с кем сейчас разговариваешь? Ну, тогда говори вот в это ухо, чтобы я слышал-то. В это, которое больше-то. Об лед я ее приморозил. Почему сразу пьяный? Кто ж тебе зимой на рыбалке пить-то будет? Сам не слышишь, что говоришь. Ну, перед рыбалкой выпил, конечно. А мы же не знали, что рыбачить будем. Мы же просто на льду развели костер. Ну, погреться чтоб. И 10 ящиков. И это самое, а там с другой стороны было написано в ящиках-то. Серега первым прочитал, хрень какая. И как побежал от нас. Кричит, ложись. Мы тут легли, смотрю и прочитал «Динамит». Хана, стелите гроб. Я спать пришел. Кто играет с динамитом, тот придет домой убитым. Стихами заговорил. Я еще хотел Сереге сказать прямому. Он еще раньше шибко прямой был. Я говорю, откуда взялось столько. Ведь пустые же ящики были. Что же это? Всех же нас тут, понимаешь, ледоход будет, взрывы. Миша, говорю, с каких таких яиц нам такая радость-то вылупилась. Ох, да зачем я так долго говорил-то. Хоть на корячках отскочил куды. Как она, Мишечка ты мой, шмахнуло. Как она кринанула. Как меня вверх тормашками подбросило. И сплющило всего. Аж чуть форму с задержанием не замарал. Как потом со сверху начали шмякнуло. Ох, матерь божья, на кого похожий я. Губы рваные, нос толченый, брюки нахрен промоченый, ножки гнутые, жопки пнутые, крылья в валенки обутые. На дворе трава, на траве дрова, на дровах бровями драная братва. Ух, заговорил. В рифмы говорю. Вот что делается-то. После удара. Да нет Миша, что ты беспокоишься. Ничего так. Сильно-то не пострадал. Так из не нужного поотрывало кое-что. Борода, конечно, шибко вот. Хорошая была. Жалко, конечно. Новая, в смысле, длинная. От отца досталася. Ну, в смысле, у него такая же была. Вот, Миша, с рыбалки попадаю прямо сразу в больницу. А все доктора там на отпуске. Декабрь, картошку копают. Эта медсестра не понимает ни хрена. Она так прямо открыто так и говорит. Не понимаю, говорит, я ни хрена то ли живой, то ли мертвый. Я говорю, да ты что ты говоришь. Дура, да разве, если бы я был мертвый, разве бы я тебя щипал. А там щипаю ее за мясо-то, щипаю. Она в крик, а там рядом-то в палате участковый лежал. Голый. Ну, дружили они организмами. Да как забежит сюда да как свищет мне в свисток-то свой. Я прямо со страху с каталки брях прямо на весы. Смотрю 63 килограмма. А где, говорю, еще 4. Что говоришь? Что ты перебиваешь? Ты вот сюда говори. Здесь ваты меньше. Ну как зачем? Ты же окна затыкаешь. Ну, и окна, и ухи. Чтобы ни в те, ни в другие не дуло. Чтобы сопливым простуду не туда, не оттудова. Что-то втихарю я сегодня что-то. Чешу, чешу. А то больше почесать негде. Знаешь что? Пошел ты. Надоел. Пойду я, артист. Ты у людей только время отымаешь. Болтун. Она же у меня в сарае стоит, закрыто. Старуха-то моя. Голодная, ну. Да пошла тоже козе дать. Как-то дверью хлопнуло и я ее оттуда вытащить не могу. И она оттуда не выберется никак. Заклинило дверь и все. Я пошел вот за Сережкой, за кузнецом. Ты меня тут посредь бела отвлекаешь, понимаешь, своими разговорами. Балагур, вот тебя к черту. Что же пока моя в запертях может порадуемся. Ну, что у меня 3 литра есть еще дома. Хороший, на табаке. Правда там с мышиным пополам. Не хватит, нет. Ну, правильно. Не каждый день нам с тобой с крыльца падать. А с кем мы упали тогда? Ладно, балагур. Серегу позову, он откроет ее. Здоровый у нас, спортсмен. Одним пальцем 4 клавиши на пианино жмет. У него рубаха, Миша, знаешь какая. Если не застегивать на твою машину как раз. Он здоровый у нас. Оболдуй. Ладно, когда будешь в следующий раз, заходи. Рады будем. Наверное. Или все-таки попробуем. Не, не успеем. Ну, ладно. Некогда, понимаю. Ну, я-то сейчас своей скажу, что тебя встретил. Ох, она рада будет. Ей же еще долго сидеть там. Пока я Серегу найду. Ну, прощай Миша. В общем, я тебе скажу. Мы тебя с мужиками, честно говоря-то, мужчинам не говорят таких слов-то. Ты уж там про нас не думай ничего.
Песня, которую я сейчас хочу исполнить, я ее, как бы в свою очередь, посвятил своему другу народному артисту России Александру Михайлову. Спасибо.
- Воюем, воюем, Мишань, братан. С родства воюем. Дарю тебе самый дорогой – меч. Но не только это. Да, я сейчас подарю самое дорогое, что у нас есть. Так что ни одна пробка не будет тебе страшна. Тут такие статейки про тебя пишут. Я знаю, тебе ехать еще надо. Ну-ка давайте, девчонки. Вот они красавицы. А теперь нашу споем. Давай, Мишаня. Все будет хорошо. Битком забита вся Москва, вся Москва. А эта лошадка вечный наш транспорт. Замечательно будет.
- Саша, я сейчас в подарок спою тебе Высоцкого с гитарой, без сопровождения.
Ну, ладно, расскажу, расскажу сейчас. Не хотел. Этот человек такой. Когда мужик хочет казаться трезвее, чем на самом деле, он себя ведет так. Сейчас покажу. Идет расслабленный. Раз, хоп жена из-за угла. Или начальник. Раз, хоп. Замечали, наверное. Дожили. Мясо везде продается. Не наше. Ну, импортное. А наши коровы до самых снегов по полям мыкают. Конца никак не дождутся. Они его при жизни-то и не видали. Смотри, бык. Подведут раз в год. Ужас. А тот тоже не комсомолец уже. Сначала выделывался знаешь. Морду воротит, беленьких все искал. Сам-то черный. Кобель. Его с Кавказа привезли тогда. Вахтангом звали. А наши мужики-то, слышь, семенезаторы. Этих других-то красненьких, рябеньких перекрестили. Стал залазить на красных. И тут знаешь, сидит, думает, вспоминает, что дальше делать. То ли память была у него хреновая, то ли хотел, как лучше. Хотел, как лучше, получалось, как всегда. Хреновый был производитель, хреновый получался. Соскальзывал все. Хорошо, что Президент наш. Ну, тот, подсказал, что делать надо. Надо, говорит, поддерживать своего производителя. Стали поддерживать. Перестал соскальзывать. А в соседнем районе бык был Клинтоном звали. Все подряд. Любил он это дело. Оглобли нет, гонишь. Не то что наш. Бывало, один раз, говорят, его просто в кузове мимо птицефабрики провезли, через неделю яйцо нашли 7 килограммов. Всей деревней высиживали. Яйцебык какой-то родился. То ли это в рогах крылья, то ли рога между крыльев. Не знаю. Свиньи тоже товар. Ихняя импортная во всех прилавках, а наши свиньи по лужам хрюкают. А ихняя вся мороженая, перемороженая. Сколько ей лет никто не знает. Зло берет прямо. Моя-то не мороженая. Когда ей морозиться. Она же летом сдохла. За сараем нашли по запаху. Все, есть нельзя же самим. Понесли в последний путь в магазин сдавать. Не берут, сертификат, говорят, надо. Ты понял? Вот, паспорт свинский. Где я возьму паспорт? Ей 16 лет не исполнилось. Что хотят, то и делают. Никуда без глазу. Я пошел домой, напишу письмо патриоту нашему. Пришел, значит, сел. Включаю телевизор случайно. Думу показывают нашу. Что хотят, то и делают. И, главное, этот самый патриот, которому жалиться хотел. Он стоит на всю Россию через Думу по телевизору израильскую свинину рекламирует. Мужики, надо собираться всем в кулак. Что ж это такое-то? Всем, кто 10 рублей, кто 40 заплатить рекламу больше их: вот свинья российская. Импортная давит на нас. Ну, и все равно, я на прощание скажу 2 заветных мои слова. Надо жить. Надо жить.
